Группа энтузиастов дня сегодняшнего решила пройти (а кое-где проехать) по следам этой дороги. Но это оказалось делом совсем не простым. Самим разобраться в тропах войбокальского леса просто невозможно. Требовался знающий проводник. И мы нашли его в пристанционном поселке. Им стал некий Александр.

Прежде чем отправиться в путь, мы, конечно, ознакомились с имеющимися на эту тему документами. Оказывается, этому строительству, которому дали номер 42, придавалось очень большое значение в Москве. В самом начале 1942 года Ленинград буквально умирал от голода. Нормы выдачи хлеба были минимальными, а пропускная способность доставки продовольствия с Большой земли оставалась очень низкой. Построенная дорога соединила бы причалы Ладожского озера прямо с действующей железнодорожной сетью Северной железной дороги, а значит – с Большой землей.

В силу особой значимости объекта контроль над ним взял Государственный комитет обороны. Постановлением № 1127с от 11 января 1942 года, которое имело гриф секретности, Народному комиссариату путей сообщения предписывалось проложить дорогу в месячный срок. Без проектов и смет, по облегченным техническим условиям для зимней эксплуатации. Вопрос постоянной эксплуатации должен был решаться уже после открытия движения. И вот на стройплощадку, которую надо было тщательно маскировать от авиации противника, потекли материалы и инструменты. Топоров привезли 5 тысяч штук, а кроме того – ломы, кирки, лопаты и т. д. Лес для шпал, солярка для механизмов, фураж для скота… Теплая одежда разных видов. Одних только зимних шапок было доставлено 9 тысяч штук! Шапки простые, теплые, солдатские. А ведь есть свидетельства, что на строительстве этой дороги работал большой отряд девушек-добровольцев. Значит, и им пришлось зимовать в солдатских шапках. Такая здесь была жизнь.

Вот мы и решили, что должно же было хоть что-то остаться после этой жизни, после гигантской стройки, несмотря на то, что разворачивалась она почти 80 лет назад.

Едем на машине вдоль железнодорожных путей станции Войбокало в сторону Жихарево. Буквально через 200–300 метров – ответвление железной дороги от главных путей, неприметная ветка уходит в сторону леса. Что это?
– А это и есть начало той самой дороги, – рассказывает Александр. – Сейчас она ведет к военным складам. Дальше путей нет. В последние годы все старые рельсы перетаскали на металлолом. А раньше, еще лет восемь-десять назад, и я, и многие другие, бывало, натыкались в лесу на куски этой старой дороги. Даже остатки блокадных теплушек попадались…

По разбитой дороге продолжаем движение в направлении Мурманского шоссе. Перед нами – красивый сосновый бор.

– Здесь стояли госпитальные палатки, – продолжает свой рассказ проводник. Сюда несли людей и с фронта, и с железной дороги, и из окрестных деревень. То, что бомбили железную дорогу, это понятно. Но ведь бомбили и палатки с красными крестами. У нас в деревне жила одна женщина, врач, она рассказывала, что здесь не щадили никого. Бывали случаи прямого попадания снарядов, и тогда от палаток оставались лишь воронки. Смотрите, они и сейчас видны.

«27 апреля 1942 года мы расположились за станцией Войбокало. Станцию эту бомбят страшно. Поселок разбит и сгорел. У нас много раненых. Есть тяжелые. В госпиталь принесли ребенка восьми месяцев, крупный, красивый мальчик, взяли на руках убитой матери. Пришлось ампутировать ему ручку. Через неделю он умер.

Во время налета я дежурила в палатке с лежачими. Раненые уговаривали уйти, мне и самой этого хотелось. Я вышла и пробежала с десяток метров, но затем повернула назад. Когда откинула входной полог и вошла внутрь, сорок голов повернулись в мою сторону. И мне до конца моих дней не будет дано забыть той безмолвной волны тепла и благодарности, которая хлынула мне навстречу из их глаз. Я молча пошла вдоль рядов, дрожащими пальцами поправляя что-то на их носилках.

Вдруг земля колыхнулась, раздался близкий удар. Мы все застыли, но продолжения не последовало. После налета я увидела возле палатки огромную бомбу, до половины вошедшую в грунт. Она не взорвалась, на наше счастье, а то бы от палатки ничего не осталось. Как не осталось ничего у медсестры Крошкиной. Она сошла с ума, увидев после налета на месте своей палатки с сорока ранеными огромную воронку.

А бомбу обезвредили. Когда 5 июня наш госпиталь уезжал на другое место, я сбегала к «моей» бомбе попрощаться. Ее до половины закрывала трава, усики лесного горошка уже дотягивались до стабилизатора. Я погладила теплый от солнца корпус, благодарная за миновавшую меня смерть...» Это воспоминания одной из медсестер.

Здесь же, под соснами, не так давно установлен памятник. На нем лаконичная надпись – «Воинское кладбище. Волховский фронт». А это значит, что здесь, под этими соснами, покоится прах и воинов, умерших от ран, и погибших на боевом посту медиков, и того самого восьмимесячного малыша, о котором пишет медицинская сестра…

А мы продолжаем движение по просеке. Нам предстоит пересечь Мурманское шоссе. Кстати, в войну его здесь не было, оно, говорят, проходило в другом месте. Мы приближаемся к бассейну реки Лавы с ее многочисленными притоками. Мы ищем мост, по которому шли поезда 1942 года. Он не отмечен ни на какой карте. Но дорога шла где-то тут, уверяет наш проводник.
Снова – лес, почти что дремучий. На машине не проедешь. Идем пешком. Под ногами чавкает. Сапоги проваливаются, норовя остаться в вязкой жиже. Выбираемся на берег реки, и ровно в эту минуту начинается проливной дождь. Наверное, для того, чтобы дать нам почувствовать, в какой обстановке работали железнодорожники, которые водили здесь поезда, подавали сигналы, следили за состоянием пути.

– Есть! Вот она, мостовая опора! – Как ребенок, радуется наш проводник. – Сколько раз мы с отцом здесь рыбу ловили, когда я маленький был, всегда клевало хорошо. Интересно, размышляю я, может ли кто-то подтвердить, что это тот самый мост?

– Давно нет тех людей, кто мог бы что-то рассказать. – Читает мои мысли Александр. – Но все и так знают, что тут во время войны был мост. Другой-то железной дороги в этих местах не было. Только раньше опоры эти были выше, их было много, а сейчас вот совсем под воду уходят. Только одну и видно.
Но эта одна – самый настоящий артефакт. Он еще раз подтверждает: железная дорога Войбокало – Коса образца 1942 года была, жила, работала!

Татьяна Куценина