/ Девять тысяч шапок и…
одна свайная опора
Лесная колея от железнодорожной станции Войбокало до берега Ладожского озера протяженностью 32,4 километра – это загадка. О ней мало кто слышал. О ней очень немного написано. А между тем эта небольшая железнодорожная ветка, сооруженная всего за 25 дней, стала спасением для блокадного Ленинграда, а особенно для ленинградцев…
Группа энтузиастов дня сегодняшнего решила пройти (а кое-где проехать) по следам этой дороги. Но это оказалось делом совсем не простым. Самим разобраться в тропах войбокальского леса просто невозможно. Требовался знающий проводник. И мы нашли его в пристанционном поселке. Им стал некий Александр.

Прежде чем отправиться в путь, мы, конечно, ознакомились с имеющимися на эту тему документами. Оказывается, этому строительству, которому дали номер 42, придавалось очень большое значение в Москве. В самом начале 1942 года Ленинград буквально умирал от голода. Нормы выдачи хлеба были минимальными, а пропускная способность доставки продовольствия с Большой земли оставалась очень низкой. Построенная дорога соединила бы причалы Ладожского озера прямо с действующей железнодорожной сетью Северной железной дороги, а значит – с Большой землей.

В силу особой значимости объекта контроль над ним взял Государственный комитет обороны. Постановлением № 1127с от 11 января 1942 года, которое имело гриф секретности, Народному комиссариату путей сообщения предписывалось проложить дорогу в месячный срок. Без проектов и смет, по облегченным техническим условиям для зимней эксплуатации. Вопрос постоянной эксплуатации должен был решаться уже после открытия движения. И вот на стройплощадку, которую надо было тщательно маскировать от авиации противника, потекли материалы и инструменты. Топоров привезли 5 тысяч штук, а кроме того – ломы, кирки, лопаты и т. д. Лес для шпал, солярка для механизмов, фураж для скота… Теплая одежда разных видов. Одних только зимних шапок было доставлено 9 тысяч штук! Шапки простые, теплые, солдатские. А ведь есть свидетельства, что на строительстве этой дороги работал большой отряд девушек-добровольцев. Значит, и им пришлось зимовать в солдатских шапках. Такая здесь была жизнь.
Вот мы и решили, что должно же было хоть что-то остаться после этой жизни, после гигантской стройки, несмотря на то, что разворачивалась она почти 80 лет назад.

Едем на машине вдоль железнодорожных путей станции Войбокало в сторону Жихарево. Буквально через 200–300 метров – ответвление железной дороги от главных путей, неприметная ветка уходит в сторону леса. Что это?
– А это и есть начало той самой дороги, – рассказывает Александр. – Сейчас она ведет к военным складам. Дальше путей нет. В последние годы все старые рельсы перетаскали на металлолом. А раньше, еще лет восемь-десять назад, и я, и многие другие, бывало, натыкались в лесу на куски этой старой дороги. Даже остатки блокадных теплушек попадались…

По разбитой дороге продолжаем движение в направлении Мурманского шоссе. Перед нами – красивый сосновый бор.

– Здесь стояли госпитальные палатки, – продолжает свой рассказ проводник. Сюда несли людей и с фронта, и с железной дороги, и из окрестных деревень. То, что бомбили железную дорогу, это понятно. Но ведь бомбили и палатки с красными крестами. У нас в деревне жила одна женщина, врач, она рассказывала, что здесь не щадили никого. Бывали случаи прямого попадания снарядов, и тогда от палаток оставались лишь воронки. Смотрите, они и сейчас видны.

«27 апреля 1942 года мы расположились за станцией Войбокало. Станцию эту бомбят страшно. Поселок разбит и сгорел. У нас много раненых. Есть тяжелые. В госпиталь принесли ребенка восьми месяцев, крупный, красивый мальчик, взяли на руках убитой матери. Пришлось ампутировать ему ручку. Через неделю он умер.

Во время налета я дежурила в палатке с лежачими. Раненые уговаривали уйти, мне и самой этого хотелось. Я вышла и пробежала с десяток метров, но затем повернула назад. Когда откинула входной полог и вошла внутрь, сорок голов повернулись в мою сторону. И мне до конца моих дней не будет дано забыть той безмолвной волны тепла и благодарности, которая хлынула мне навстречу из их глаз. Я молча пошла вдоль рядов, дрожащими пальцами поправляя что-то на их носилках.

Вдруг земля колыхнулась, раздался близкий удар. Мы все застыли, но продолжения не последовало. После налета я увидела возле палатки огромную бомбу, до половины вошедшую в грунт. Она не взорвалась, на наше счастье, а то бы от палатки ничего не осталось. Как не осталось ничего у медсестры Крошкиной. Она сошла с ума, увидев после налета на месте своей палатки с сорока ранеными огромную воронку.

А бомбу обезвредили. Когда 5 июня наш госпиталь уезжал на другое место, я сбегала к «моей» бомбе попрощаться. Ее до половины закрывала трава, усики лесного горошка уже дотягивались до стабилизатора. Я погладила теплый от солнца корпус, благодарная за миновавшую меня смерть...» Это воспоминания одной из медсестер.
Если не знать, что здесь происходило, то можно просто любоваться природой. Кроны высоких сосен зеленым шатром закрывают небосвод. Кругом, сколько видит глаз, волнами переливаются на солнце островки разных видов мха – белого, зеленого, салатного цветов. То тут, то там выглядывает какой-нибудь гриб. Кустики брусники играют на солнце спелыми ягодками…

Но совсем по-другому видится картина, когда замечаешь, что красивый лес изрыт рвами и воронками… О какой из них пишет медсестра? И сколько их было?
Здесь же, под соснами, не так давно установлен памятник. На нем лаконичная надпись – «Воинское кладбище. Волховский фронт». А это значит, что здесь, под этими соснами, покоится прах и воинов, умерших от ран, и погибших на боевом посту медиков, и того самого восьмимесячного малыша, о котором пишет медицинская сестра…

А мы продолжаем движение по просеке. Нам предстоит пересечь Мурманское шоссе. Кстати, в войну его здесь не было, оно, говорят, проходило в другом месте. Мы приближаемся к бассейну реки Лавы с ее многочисленными притоками. Мы ищем мост, по которому шли поезда 1942 года. Он не отмечен ни на какой карте. Но дорога шла где-то тут, уверяет наш проводник.
Снова – лес, почти что дремучий. На машине не проедешь. Идем пешком. Под ногами чавкает. Сапоги проваливаются, норовя остаться в вязкой жиже. Выбираемся на берег реки, и ровно в эту минуту начинается проливной дождь. Наверное, для того, чтобы дать нам почувствовать, в какой обстановке работали железнодорожники, которые водили здесь поезда, подавали сигналы, следили за состоянием пути.
– Есть! Вот она, мостовая опора! – Как ребенок, радуется наш проводник. – Сколько раз мы с отцом здесь рыбу ловили, когда я маленький был, всегда клевало хорошо. Интересно, размышляю я, может ли кто-то подтвердить, что это тот самый мост?

– Давно нет тех людей, кто мог бы что-то рассказать. – Читает мои мысли Александр. – Но все и так знают, что тут во время войны был мост. Другой-то железной дороги в этих местах не было. Только раньше опоры эти были выше, их было много, а сейчас вот совсем под воду уходят. Только одну и видно.
Но эта одна – самый настоящий артефакт. Он еще раз подтверждает: железная дорога Войбокало – Коса образца 1942 года была, жила, работала!

Татьяна Куценина

© All Rights Reserved.

Копирование материалов возможно только при указании автора и
гиперссылки на специальный проект журнала "РЖД-Партнер"
Made on
Tilda